Если спектакль со мной не совпал, хочется написать «говно, не ходите». Но нельзя, даже если это был действительно сложный зрительский опыт. Во-первых, дилетантски для публикации в журнале, даже если он онлайн. Во-вторых, субъективно, есть и те, кто покупают билеты и пишут хорошие отзывы в интернете. В-третьих, если разобраться, то еще ни в одном спектакле не было плохо вообще всё. Поэтому даже из самого трудного зрительского опыта получается две страницы текста. Если спектакль меня впечатлил, хочется написать «сходите» и больше ничего не писать. И именно это я пишу друзьям в чатик безо всяких рецензий, потому что впечатление хочется подарить целым, ни одним словечком не заспойлерить. Если это спектакль Учебного театра на Моховой, то еще нужно уточнить: «сходите немедленно» потому что с выпуском курса спектакль прекращает существовать. Есть единичные случаи, когда не перестает, как, например, выпускники С.Д. Бызгу в прошлом году продолжили работать вместе и сохранили в репертуаре часть своих спектаклей, но это скорее исключение.
Так вот, 18 мая я посмотрела «Антоновки» в Учебном театре на Моховой и прошу, прямо настаиваю: сходите немедленно. Последние показы перед выпуском курса С.Д.Черкасского – 25, 26 июня. Но, конечно, жаль, если хороший спектакль займет так мало места на странице журнала, даже если онлайн, поэтому расскажу, что меня впечатлило. Спектакль о Чехове, но в основу легло не одно из произведений, а его личная жизнь и окружающие женщины — коллеги, поклонницы, подруги, родственницы. Они искали расположения, сетовали на недостаток внимания, просили о литературном содействии, пытались вызвать ревность, делали комплименты, предъявляли претензии. За пределами известных произведений царила не менее увлекательная жизнь. Друзья писателя называли их «Антоновки», а сам Чехов называл «Милая кума», «питерская Лаура», «великая художница земли русской», «многоуважаемая коллега», «адская красавица», «крокодил души моей».
Текстом для спектакля стала переписка, что создало в зрительном зале атмосферу интимности. Художники по свету (Иван Перов и Семен Гончаров, студент курса) поддержали ее, оставив два основных источника: оранжевый абажур над рабочим столом и свет от проекции луны на заднике. Допуская, что зритель может быть не знаком с этой частью жизни писателя, каждую актрису предваряли на заднике архивное фото и годы переписки. Я обратила внимание, как их много и как долго они присутствовали в жизни Чехова. Когда читаешь переписку по годам, как обычно ее издают, это не так очевидно.
А еще что это за женщины! Актриса Лидия Яворская (Мария Ачаповская), актриса Лика Мизинова (Алиса Горина), актриса Вера Комиссаржевская (Кристина Павлова), актриса Ольга Книппер (Мария Канунникова). Чехов трепетно относился ко всем женщинам, а выбирал самых ярких. И как они писали! За каждым письмом – продуманность, аристократическая грамотность, чувственность, неспешность. Сейчас экономят буквы и время и так не пишут. Именно текст, на мой взгляд, так легко переносит нас на сто пятьдесят лет назад. Но не только он. Этот театр всегда аккуратно относится к костюмам и стилю, и на этот раз образы были воссозданы так точно, что юные парни и девушки буквально сошли с архивных фото. Мужские персонажи тоже имели место, хоть и меньшее: Алексей Суворин (Арсений Ермаков), в чьем доме Чехов часто бывал; Игнатий Потапенко (Егор Качанов), который стал утешением безответных у Чехова женских чувств; Константин Станиславский (Арсений Абдуллаев) и Владимир Немирович- Данченко (Алексей Веретенников), с нетерпением ожидающие «Вишневый сад» в МХТ.
Все происходящее на сцене — лишь фантазия режиссера и актёров. Но фантазия добрая, созданная с любовью к автору. Это заметно и по выбору писем. Чехов писал о разном, и о долгах, и о болезнях тоже, но для постановки взяли не это. Обратились к актерским находкам, самоиронии, которая много раз вызывают улыбку у зрителя. Своеобразные «пасхалки», спрятанные в жестах и интонациях, расставлены по действию. Так, в первом действии Чехов предстает перед зрителем без усов и бороды, и актер Илья Гонташ разводит руками, «мол, что поделать, не выросли». А Исаак Левитан, который, оказывается, был тот еще ловелас и однажды почти вызвал Чехова на дуэль, смешно представляет себя в каждой сцене, как «жгуууучий брюнееет». И то, что в предпоследней сцене Чехов получил возможность рассказать свою точку зрения и смысл его серьезных произведений. И то, что в последней сцене дань уважения отдана Марии Чеховой, которая посвятила жизнь творчеству брата, и благодаря которой эти письма сохранились. Все вместе: и текст, и свет, и костюмы, и обращения автора, и язык, и мелкие поводы улыбнуться создают красивое впечатление, с которым выходишь из театра, желая перед сном прочесть что-то из Чехова. Может, «Чайку», потому что я увидела, как автор спрятал в нее письмо для писательницы Лидии Авиловой, а, может, «Душечку», потому что я и не думала, какие страсти кипели вокруг женщины, с которой она списана.